Церемония назначена через три дня. Это время я занимаюсь саморазвитием. Гоняю будущих гридней, готовлю собственное тело к прорыву второго лимитера, в перерывах созваниваюсь с Соколовыми и сообща с ними корректирую план по Вороновым. Яромир подключил к задаче родовую разведку. Гвардейцы вовсю следят за наркобазами и докладывают о каждом движении вокруг них. Соколовы теперь сами убедились, что Вороновы повязли в наркоторговле, и уже связались со своими журналистами, пообещав им сенсацию.
А вообще Воскресенский чертовски хитер. Постоянно загребает жар чужими руками, скотина. Неугодных убивают убыхские кланы, а наркотой торгуют подвластные рода. Сам-то он чистенький. Хорошо устроился. Но ничего, и на старуху бывает проруху. Видали и не таких. Сначала я лишу его рук и ног, а потом и головой займусь.
Наступает день церемонии. Кавалерия Лазаревых готовится наступать: грузятся в фургоны, проверяют оружие и прочую выкладку. Мои щенки-гридни с ними же.
Я с Витязем, Лёней и Адой сажусь в «тигр», и вскоре колонна трогается. Добираемся до имения Моржовых не торопясь — мы выехали заранее. В дороге человек Еремея рассказывает обстановку.
У предприятия плантации собираются люди. Там же установили постамент, с которого Еремей произносит речь. Трубецкой Виктор сам лично приехал на минивэне, но не светится, стоит в сторонке и слушает. Вообще вся эта церемония подана Моржовым как серенада в честь Трубецкого. Так что глава Совета, наверняка, доволен.
Мы подъезжаем вовремя. Впереди за поворотом образуется толпа собравшихся, еще дальше, у самой границы осушенного поля болтается на ветру перерезанная лента. А справа из леска несется черный рой «буханок». Клан Фират.
Гремят выстрелы, ревут моторы приблизившихся машин. Наружу из зевов «буханок» вываливаются убыхи с автоматами наперевес. Много их. Сотня точно. На черном рукаве каждого сияет красное солнце на фоне снежных пик. Липовый герб.
— В атаку, — спокойно говорю Богатыреву, и он тут же отдает приказ по рации:
— Филин — Витязю, зачищаем!
Мы покидаем машину. Я пушку не взял, мне хватит новых карт. Одну тут же расходую — «двойка» вонзается в разгрузку убыху в десяти метрах и, сдетонировав, подрывает ему связку гранат. Во все стороны из обрубка тела фонтанирует кровь. Ошалелые горцы рядом оборачиваются, и им тут же прилетает свинцовый привет от Ады с Лёней. «Артефактные» автоматы глушат противников на «ура».
Раздаются крики, плач, визги. Толпа зрителей спасается бегством. Но убыхам сейчас не до людей.
Лазаревы обрушивают огонь в спины Фиратам. Со стороны чайного поля на них налетает гвардия Моржовых. Зажатые в тиски горцы бьются яростно, пытаясь вырваться из ловушки.
Перестрелка проходит в формате битвы в чистом поле. Нет препятствий, нет укрытий, кроме машин и штурмовых щитов, которыми гвардейцы заслоняются от пуль.
Подорвав семью картами ближайших врагов, я замечаю Абухаба. Окутанный доспехом из маленьких вихрей, горец ведет группу на атаку Трубецкого. Лицо Абухаба скрыто балаклавой, но только средний сын Даура является воздушным Грандмастером.
Трубецкой с телохранителями находится в небольшой беседке, которую, по-видимому, специально собрали для важного гостя. Группа горцев обрушивают на главу Совета град свинца, сам Абухаб еще добавляет воздушных лезвий.
Перед беседкой падает с неба гигантский каменный щит, который полностью отгораживает ее. Хе, вот горцы-то удивились. Трубецкой — Магистр, и пули ему, что щекотка.
Абухаб кричит в ярости и бессилии:
— Выходи, трус!
— Трус⁈ — раздается удивленный бас из-за щита, а потом обогнув заслон вышагивает сам Трубецкой — в литом каменном доспехе. Настоящий гранитный великан. — Ну вот, я вышел! Что теперь, черви⁈
Абухаб не теряется. Выхватив из рук ближайшего горца помповый гранатомет, он обрушивает гранату за гранату на главу Совета:
— Мочите из ГМ!
К Абухабу присоединяются другие гранатометчики. Трубецкого всего лишь пошатывает взрывами, и вроде он держится, но местами броня обуглилась, местами пошла мелкими трещинами. ГМ-93/94 — многозарядный гранатомёт с подвижным стволом. Штука хоть и хорошая, но вряд ли годная против Магистра. Хотя в большом количестве даже не знаю.
Трубецкий сносит огромным валуном троих убыхов. Остальные продолжают крыть его гранатами. Магистр снова пошатывается. А чего его телохранители спят? А понятно, им с другой стороны группа убыхов не дает скучать. Ладно, подсоблю немного. А то Навь знает, насколько Магистры живучи. Если глава Совета кокнется, то Воскресенский усилится, а это мне нафиг не надо.
Я делаю перекат и оказываюсь посреди толпы убыхов. Бью ногой ближайшему в живот, не забыв другому снести голову взрывной картой. Главное, не прикончить Заура. Он тоже где-то в этой шайке. Как только окажусь рядом, почувствую засранца, а пока непонятно.
Между тем до ушей доносится крик Трубецкого:
— А-А-А!
Даже не крик, а рев, видимо, в преддверии атаки, потому что следом летит огромный валун в рост человека. Я едва успеваю отскочить, а вот двоим убыхам не везет — их со смачным чавканьем раскатывает в лепешки.
Но я не теряюсь. Пара карточных бросков и пинков — и новая кровавая жатва из трех врагов готова.
А вообще, похоже, зря я влез. Трубецкой и без меня бы разнес бы всех. Недооценил я Магистров. Но раз сунулся — поиграем.
Еще пара валунов летит в толпу убыхов. Причем будто специально рядом со мной. Я едва успеваю уйти чередой прыжков и кульбитов.
Когда я прикончиваю еще тройку горцев, Абухаб наконец замечает меня. Правда, поздновато. Больше половины его людей резко оказалась в бездыханном положении.
— Гребаный скакун! Ты еще кто⁈ — разрывается он ором.
— Палач клана Фирата, — усмехаюсь под балаклавой, но убыхский черт все равно видит мои смеющиеся глаза.
Он тоже в маске, да еще в вихревом доспехе, но по тому, как застыл на пару секунд, догадываюсь, как горец ошеломлен. Пошла насмарку их маскировка, и нашивка «солнышка» на плече не помогла. Клан Фират обречен. Ведь они на напали на Магистра, а столь высокого ранга достигли лишь самые влиятельные рода Сочи.
— Это мы еще посмотрим!
Абухаб отбрасывает гранатомет и с ревом кидается на меня. Под грохот нового камнепада мы схватываемся. Сцепляться с Грандмастером в лобовую для меня нынче чревато, поэтому я уклоняюсь. Нырок под удар правой, тут же выстреливаю боковым в живот. Отклоняю тычок локтем, еще два боковых. Уход за спину противника, одновременно швыряя пару карт. Взрывы гаснут в вихрях доспеха, не успев появиться. Я не стою на месте. Уклон от широкого маха правой. Слева мелькает в воздухе размытым полупрозрачным пятном какая-то ветровая техника — едва успеваю отдернуть голову.
Неожиданно у моих ног вспучивается вихрь. Я тут же сигаю вверх, ухожу кульбитом в сторону, а на месте, где только что стоял, уже качаются кольца высокого смерча. Фух, пронесло.
— Вернись, трус!!! — кричит вдогонку Абухаб, но сам не задерживается на одном месте. Горца моментально сносит, как пушинку, очередным валуном.
— Меньше надо орать, — выдыхаю.
Доспех спасает убыха. Перекувыркнувшись через себя, он пытается встать. Но тут я поднимаю с земли ГМ и выпускаю три заряда точно ему в голову. Готов. Вообще эти пукалки пробивают двухсотмиллиметровую гомогенную броню, так что неудивительно, что кочан Абухаба разлетелся на куски.
— Уже не терпится поглотить твою душу, — хмыкаю безголовому телу.
Между тем практически всех горцев положили, несколько пленников не в счет. Перестрелка закончилась. Гвардейцы занимаются ранеными и погибшими.
— Хорошо скакал, — с одобрением громыхает подошедший глава Совета. — Ловко, парень.
Я небрежно киваю ему, считай за поклон.
— Если бы вы лучше целились, моих скачков было бы в разы меньше.
Некоторое время он смотрит на меня из глубин гранитного шлема, словно бы с прищуром, а потом разряжается громким раскатистым смехом.
— Уж как получалось, парень. Я сначала вообще думал, что ты один из них. Только когда они начали помирать от твоих взрывов, сообразил.